Отрицание отрицания
Не жалея подкошенных матриц, не зная греха,
Отрицание отрицания служит большим господам.
Характер вещей не имеет такого штриха,
Который бы не обратился в морщину иль шрам.
Муть поднебесную гложет астральная жуть.
Азы и тузы, обесценившись, думают, как
В Апокалипсис ценности на переплавку стряхнуть
Иль отрицанью сломать многогранный костяк.
Тяготит диалектику мнимостей пляс-карнавал,
Диалектика, злясь, арендует чужой диалект.
Не так со своей колокольни нам Гегель вещал,
Но так тоже прогресс показательно сходит на нет.
* * *
Обходя числовые диктаты,
из исчерпанных календарей
выплывают эпичные даты,
виртуально басят на дворе.
Шумерских заклятий стратеги
повредили обмены веществ,
и закон сохраненья энергий
снова ставит на чем-то крест.
Мании давних презумпций
горячат актуальный канон;
неформальные ценности вьются,
никак не ложатся на кон.
Принимает в себя резонансы
скрижалей, изъеденных в прах,
новомодная табула раса
с нечистым заделом в углах.
Таят парадигмы свершений
пафос свержений. Фетиш
неразгаданного назначенья –
в матрице зевов и крыш.
* * *
Под жесткой трехмерностью полный провал
Позволяет небесную линию гнуть;
Шива, топчущий мир, оружейный металл
На стопы надевает, на тонкую юфть.
Безымянного голода хищный прилив,
Кровоточивость прозрачных клыков…
Все живое, снующее в форме пожив, –
Дело вкуса чьего-то; есть вкус и такой.
Ассистирует роботам, клонам, клише
Раскопанных чудищ остаток сухой –
И сквозит то ль потерянный рай в шалаше,
То ль инфернальный нетраченный зной.
Слепоте предлагается множество призм,
Неви́денье мира в виде́ньях дано;
Каждый маразмом подкошенный -изм
Пытался тягаться со сказкою, но...
Заповедник
В дебрях рутинных массивов таится оазис.
Там плеяды мутантов задействуют диапазон,
Что создал добродетельный энергетический казус,
И ликуют на свете не из четырех сторон.
Давнишние маски в отрыве от мертвых реалий
Изведали горечь несвязанности и свобод,
И к субъектам-объектам, и к гибели зря приставали,
Познают: каково, когда впрямь их ничто не берет.
Вороньи отростки акаций сдвигаются в полночь,
Открывая подспудный экспериментальный процесс,
А когда пропоет на гербах отчеканенный кочет,
Зарубцуется каждый в завидные виды разрез.
Перелетный вещун иногда популяции фауны
Наставляет на истинный путь, что велик и суров
И уводит в буколику обетованных капканов,
Где по мере своей уловимости счастлив улов.
Шуршит заповедник. В одном из своих рефренов
Положена заповедь на изуверский мотив.
Перегибы чудес по исконному обыкновенью
Кантует чудовищно категорический императив.
Самопревосхождение
Порядки и массы под кожей
Совсем ни на что не похожий,
Неуловимый и шалый
Сгусток вычурности корежит.
Он осколок чужих откровений,
Светосила пустых озарений
Или корпускула к смерти
Всевозможнейших тяготений.
Всюду лики, личины и лица
Не могут с собой примириться,
Под самодовлением самость
Все самозабвенней двоится.
Параллельно гашенью абсцессов
И температурных эксцессов
Самоедства накал остается
Всегда при своих интересах.
Перепуганный ангел-хранитель
Не помнит, что надо хранить, и
Продукты всех самораспадов
Осеняет нетвердой десницей.
Гложут эго людские границы
И шири безлюдных позиций.
Что Психею ведет к Абсолюту,
Жалит психику – изводиться.
Пленник Земли
Пленник Земли деловит, святотатствует и камлает,
Алгеброю поверяет затопившую выси лазурь;
Наболевшую плоть чем придется спеша залатает
И снова бросается в алчный оскал амбразур.
Хаотичные волны подвижнических настроений
Сменяет пещерного пращура дикий позыв.
На архетипической неизлечимой гангрене –
Нетипичной секретности евангелический гриф.
Рифмуя любовь с неспокойною жидкостью красной,
Обливается ею захваченный эросом мир,
Где у базовых непримиримостей бдит не напрасно,
Углубляя рутинную жажду, оккультный вампир.
Напыщенные просветительские фейерверки
Разъедаются неподконтрольным и чуждым огнем.
Доктрины больны, и окажется в них на поверку
Много того, что мерещится и ни при чем.
На деснице Дающего неописуемый перстень
Провоцирует у подопечных загадочный стресс.
Пленник под нож отдает своей самости бестий
И вступает свой правотой в кафкианский процесс.
Знание и незнание
Знаю: нет солипсизму отпора,
А возможность материй, движенья
Своего доказательства ждет.
Знаю, чем поросли в Заратустре
Изысканности супермена;
Понимаю, что быть под эгидой –
Все равно что расправить зонт.
Не знаю, что жжет подреберье,
Когда стигмы на белой сирени
Имитирует винный закат.
Не знаю, как с моря погода
Акцентирует климат катрена
И чем пустоцвет сорной майи
Волнует мой спорный субстрат.
* * *
Внутри у поспешных секундных стрелок
Не уменьшается страх,
Бегут от лихих баснословных проделок,
Что были на первых порах.
Уводит ли в вечность веков анфилада
Иль хотя бы в такие края,
Где немедленно гасятся сполохи ада
Элементами небытия?
Часы и минуты акустику замков
Воздушных уносят вперед,
Где их золотая, с подцветкой, молчанка
Просто железно замрет.
Эманации Млечных Распутий осели
На кривые земных рубежей.
Светлейших беспочвенных сутей посевы –
На каждом мертвящем ноже.
О диалектике
Переходит количество в качество.
Затянувшийся этот процесс
Украшают фокстрот чудачества,
Симуляции полонез.
Притчи тезисам в ходе саммита
Выражают эстетский укор.
Если к доводам танки подтянуты,
Дама Ника решает спор.
В единении противодействий –
Логистика вольниц, иуд.
В генах гения спит злодейство
Как его запасной атрибут.
Надеяться трудно на качество,
Что мер и весов результат.
Наивно природы ребячество
Культивирует свой суррогат.
Внедрив алтари в диалектику,
Все ищем тот самый икс,
И, как издавна, каждую эврику
Подскажет тот самый сфинкс.
* * *
Избегают буквальности альфа с омегой,
атакуется Шивой прогресс.
Кривой указующий перст Супер-Эго,
вполне может статься, – протез.
В шифрах кинетики – старые яти;
клятвы – у роботов на устах.
С апломбом изнанку великих понятий
скрывает любой альманах.
Логистика и логотипы тоскуют
о логосе в мертвенный час,
когда на семейных портретах, на скулах,
выступает звериный окрас.
* * *
Всё зачахнет на ниве своей,
изведав подъем одноразовый;
осеняет критичность вещей
Критика чистого разума.
Вед побочный продукт, ведовство,
перегоняется ведьмами;
Воля к власти железным перстом
вывихнула правоведенье.
Светел Дао дэ цзин постулат,
обходя Капитала пожарища;
поздравляет Европы закат
больной Человек играющий.
Авеста без аве шлет весть.
В Илиаде – троякое мнение.
Называется блудное «здесь»
Мир как воля и представление.
Галина Болтрамун