Убежище
Арсан сидел за столиком летнего кафе в уютном, ухоженном сквере. Посетителей было мало, многие горожане в этот час еще работали; недалеко, в маленьком пруду, лениво плавали статные лебеди, играла легкая музыка, кофе и ликер были вкусными. Никто на земле не мог быть счастливее его, почти никто не подозревал о возможности такого счастья. Сколько их на планете, блаженных и благословенных? Меньше тысячи – это было его априорное, ничем не обоснованное знание. Его вдохновитель, неназойливо подтолкнувший его на путь истинный, относится к таковым. Путь истинный – условное обозначение; земные дороги, по отдельности и в совокупности, никогда не ведут к истине как таковой, но есть одна, которая огибает чудовищную неправду, жестокость и невменяемость естественного отбора. Она привела Арсана в убежище, где можно пережить отпущенные, верней, навязанные годы, не претерпевая их махинаций и мистификаций. Ему не в силах причинить вред войны, катаклизмы, агрессия, стихийные бедствия или общественное мнение. Он волен когда угодно покинуть околоземные объемы и укрыться в созданном только для него пространстве, нужно лишь отдать ментальную команду.
В качестве психофизической особи Арсан имел домик на окраине города, старую машину, небольшой счет в банке. В соседних чуть обветшалых домах никто постоянно не жил, хозяева сдавали их сезонным торговцам фруктами, так что его длительное отсутствие никому не бросалось в глаза. По настроению, приглушенно или пылко, Арсан иногда задавал себе логичный в его положении вопрос: почему и явным аутсайдерам обязательно нужно побывать на гонках и скачках суеты под блефующим Зодиаком, хлебнуть ярой мути белого света? Ему лично дарованы огромные привилегии, тем не менее он должен был познать вкус продуктов бессмысленной борьбы эфемерных противоположностей. Разумеется, ответ на подобные вопрошания лежит за линией горизонта…
Арсан допил кофе, выкурил сигарету и вспомнил, что у него вечером свидание с женщиной, свидание ненужное, бесполезное, как и все поступки и деяния в зациклившейся сутолоке будней. Однако эта женщина не полностью вписывается в ажиотажи и антуражи социума.
Нежные лучи предзакатного солнца, огибая ветви рябин и кленов, проникали в окна квартиры на четвертом этаже невысокого дома, скользили по обоям, книжным шкафам, преломлялись в дверных остеклениях и люстрах. Хозяйка жилища, тридцатипятилетняя Эльга, встала с дивана, положила на комод книгу, приблизилась к большому зеркалу в прихожей и неспешно себя оглядела: все еще хороша, даже очень! Она прошла на кухню, сварила крепкий кофе, пила небольшими глотками, глядя на симпатичный натюрморт на стене, а перед глазами рисовались туманные перспективы ее будущего. Она строила свои быт и бытие собственноручно. А сколько уже было соискателей ее руки? Немало. Года три назад она отказала состоятельному и во многом приятному инженеру-конструктору. С тех пор она, не переступая рамок вежливости, научилась ловко отвергать ухаживания. Она любила Арсана. Эта любовь (по многим признакам безответная) поглощала почти всю ее витальную энергию. Иногда ей чудился отклик в сердце Арсана; по крайней мере, какие-то путаные шаги навстречу с его стороны предпринимались. Однако подлинного сближения не происходило. Могло ли оно произойти? Арсан фигурировал в своей недосягаемости как мистер икс, а точнее, икс в квадрате или кубе. Он не походил ни на кого, и невозможно было ни установить, ни догадаться, чем именно он так сильно отличается от других. Бывало, он месяцами не отвечал на телефонные звонки и в доме его не загорался свет. Эльга жила поблизости, и порой смутные душевные импульсы побуждали ее подъехать к воротам негостеприимного дома и подолгу смотреть на темные окна с дрожащими осколками луны. Куда он уезжает? Чем занимается? И что, в конце концов, представляет собой на самом деле? Он был интеллектуалом высшей пробы, его осведомленность в разных областях науки и культуры сильно впечатляла, подчас даже поражала, однако принципы его мировоззрения оставались неясными. Ощущалось его скептическое отношение к знанию вообще, он почти всегда что-то недоговаривал и довольно часто с иронией, демонстративно и выпяченно играл антиномиями.
Эльга много раз пыталась вообразить совместное будущее с Арсаном, оно никак не вычерчивалось. Иногда ее до такой степени захлестывал страх, что она, объединив веские доводы рассудка, решала порвать с ним, а сердцем чувствовала, что не сможет этого сделать. Обнаруживались ли в нем симптомы гениального сумасшествия? В ранней юности Эльга хотела стать врачом. Чтобы поступить на медицинский факультет, нужно было в течение года поработать в любой больнице. Эльга устроилась санитаркой в клинику для шизофреников и страдающих другими расстройствами ума. Отработав девять месяцев, она поняла, что медицина не ее призвание. Однако она заинтересовалась психологией и прочитала много популярной и узкоспециальной литературы по этой теме. Весь ее теоретический и практический опыт подсказывал: нет, у Арсана не было психических отклонений с медицинской точки зрения. Владеет ли им некая не известная науке мания? Или (допустить ли мистику?) над его родом – фатальное проклятие? Может, он вовлечен в таинственную преступную организацию? Эльга не раз убеждалась, что он плохо относится и к социальным институтам, и к утопическим мечтам, и к рядовым проявлениям обыденности. Но сам он не был плохим человеком – так вещал Эльге ее внутренний голос. Иногда в него закрадывались противоречивые нотки, но что-то неизменно и неодолимо тянуло ее к странному субъекту. Только ли привлекательная внешность и интригующая харизма? До сих пор не раскрыты и вряд ли раскроются побудительные мотивы и каверзная механика любви.
Отношения между Арсаном и Эльгой не развивались на внешнем уровне, но их глубинное содержание постепенно менялось. В начале их знакомства он постоянно подшучивал над ней, то и дело перефразировал ее, поддразнивая. Она смущалась и робела, а потом взяла себя в руки, сосредоточивалась и стала давать остроумные и подчас даже язвительные ответы. И однажды Арсан, отодвинув фужер с коктейлем, откинулся на стуле и воскликнул: «Ого!» Эльга запомнила это междометье, именно с тех пор Арсан стал пристальнее вглядываться в нее и не чурался поговорить серьезно.
Темы их бесед разветвлялись и стопорились, находили неожиданные повороты и выходы, создавали лабиринты. Эльга прочитывала цитируемых Арсаном авторов, слушала его любимую музыку, покупала по его совету художественные альбомы. Однако, при всем его превосходстве, он не был ее просветителем, а она его ученицей, взаимосвязи были другими, неопределимыми, во многом неустановленными; временами их дискуссии отличались особым сумбуром и на первый план выступали недомолвки, ритмика и акценты фраз. Иногда Эльга долго пыталась додумать невысказанное, перенапрягала свои логические способности или фантазировала. В какие-то моменты зарождалось предчувствие, что Арсан ее к чему-то готовил, хотел использовать в своих (доброкачественных ли?) целях. Вероятно и то, что он просто развлекался в перерывах между делами, хотя в большой степени было очевидно, что ему не нужны никакие развлечения. Все напрашивавшиеся выводы отступали, и она, не вполне доверяя ни своему страху, ни восторгу, продолжала его любить.
С шестнадцати лет Эльга писала стихи. Они развивались, соответствуя изгибам ее душевных склонностей и поворотам мозговых извилин. В редакциях их считали оригинальными, лиричными, содержательными и довольно часто печатали, у нее даже образовалась своя аудитория. Еще в начале их знакомства она показала Арсану получивший немало хороших отзывов «Венок сонетов». Он похвалил их техничность и стройность, отметил интересные рифмы, удачные переходы настроений, а общий вывод был нелестный: в целом не безнадежно. Эльга удручилась и в дальнейшем не заговаривала с ним о своем творчестве. Лишь спустя несколько лет она решилась отдать ему на суд небольшую поэму, вырванную из душевных тайников и недр подсознания, отвергнутую в журналах. Арсан, импульсивно сдвигая брови, прочитал несколько раз, потом вымолвил только одну фразу:
– Эльга, нужно писать только так или не писать вообще.
– Я это уже уразумела, – грустно улыбнулась поэтесса.
Иногда Эльга ловила себя на том, что Арсан как собеседник и вдохновитель казался ей важней и ближе Арсана-мужчины. Такие настроения возникали спонтанно и проходили, она оставалась женщиной и как таковая любила его. Перешагнув тридцатилетний рубеж, Эльга почувствовала, что ее интеллект ускоренно мужает и обретает новые свойства, а интуиция обостряется. И однажды, на волне их интенсивной совместной работы, ее застигло врасплох понимание: Арсан никогда не позовет ее к себе, ни в качестве жены, ни в качестве кого бы то ни было. Стоит ли ей проявить инициативу? Есть ли надежда? Они много часов провели вместе, иногда он выказывал искренний интерес к ее суждениям и будто курировал амплитуду ее умственных замашек. Действительно ли он готовил ее для себя? И решил, что из нее ничего не выйдет? Нужно еще получить шансы. Она должна донести до него, что готова принять все его условия, что сделает из себя то, что он ожидает. А чего он ожидает? Молодую женщину снова обволакивал страх, его сопровождало зудящее сомнение: а действительно ли она хочет пожертвовать себя человеку, которого по большому счету не знает и безотчетно побаивается? В любом случае все надо прояснить, ей уже стало невыносимо в такой неопределенности. Почему он ни разу не пригласил ее к себе? Эльга решилась, пренебрегая приличиями, навестить Арсана неожиданно, увидеть его в домашней обстановке, когда он наедине с собой, и, как говорится, расставить точки над i, хотя этих i могло не оказаться вовсе. Она несколько раз приближалась к невзрачному дому и уходила, испугавшись царившего вокруг него запустения. Краска на заборе стерлась, даже не угадывалось, какого он был цвета. Во дворе стояли сиротливые, заброшенные деревья, на газонах буйствовала никогда не кошенная трава.
Наконец Эльга собралась с духом и ранним субботним вечером отправилась по знакомому маршруту с твердым намерением войти в дом. Если ее впустят, конечно. Еще издали она заметила светящиеся окна: большая вероятность, что хозяин – дома. Эльга знала, что если она помедлит, то снова испугается и убежит. Она отворила калитку, быстрым шагом подошла к крыльцу и сразу нажала кнопку звонка. Он работал. Раздавшееся дребезжание как будто распиливало замершее сердце. К ее удивлению, Арсан открыл почти сразу. С минуту он глядел на нее без всякого выражения на бледноватом лице. Потом вымолвил холодно:
– Я жду водопроводчика. Что ты здесь делаешь?
– Пришла к тебе, – с трудом выдавила Эльга.
– Зачем?
– Поговорить.
– Время и место бесед определяю я.
– Знаю… Могу я один только раз? Возможно, последний…
Опять долгое молчание. Эльга стояла, опустив голову, и еле дышала. Арсан сдвинулся с места, мягко толкнул дверь, и Эльге почудилось, что сама судьба произнесла его голосом:
– Проходи.
Хозяин жестом указал визитерше путь в комнату, которая, видимо, задумывалась как гостиная. Эльга прошла, механически опустилась в кресло и, пока Арсан запирал входную дверь, оглядела помещение. Грязи, пыли и большого беспорядка не было, отсутствовали бытовые мелочи, предметы украшения, и вся атмосфера казалась нежилой. Несколько абстрактных картин на стене отражали свет, его мертвенные разводы частично закрывали невнятные сюжеты и делали их жутковатыми. Эльга услышала скрип задвигаемого засова и вздрогнула. Через минуту вошел Арсан, сел напротив и, немного помедлив, сухо заявил:
– Предложить ничего не могу, в доме нет не только сладостей и кофе, но даже воды и крошки хлеба.
Сознание у женщины зашаталось.
– Ой-ой-ой, вот так номер! Не вздумай падать в обморок. Это выглядит эффектно только в опереттах. А я не мелодраматический герой, чтобы возиться с тобой по правилам жанра.
Шутливый тон несколько взбодрил гостью.
– Послушай, – продолжил Арсан, – ты бледней бумаги. Успокойся. Выровняй дыхание и пойми: тебе здесь ничего не угрожает, абсолютно ничего. Ты выйдешь в той же весовой категории, как и пришла, с таким же невзбаламученным химическим составом и необщипанным биополем.
Он чуть улыбнулся. Эльга осмелилась посмотреть ему в глаза, тоже улыбнулась и всем нутряным чутьем осознала, что это правда, что ей действительно ничто не угрожает.
– Ну а теперь выкладывай, Офелия, с чем пришла. Только покороче, не забывай, что я не люблю Шекспира.
– Арсан, мне трудно сейчас реагировать на твое остроумие. И вообще, я уже не могу выносить эту неизменную странную ситуацию. Нужно определить наши никуда не ведущие отношения. Я хочу знать, что я для тебя значу. И скажу сразу, что готова принять тебя всего как есть, даже если ты преступник, неизлечимо больной или связан роковой тайной…
Арсан перебил ее:
– Твои эмоции зашкалили и ударили в рассудок. Ты соображаешь, что говоришь? Кто ты такая, чтобы принимать меня?
– Да, да, – поспешно согласилась Эльга, – я неудачно выразилась, я хотела сказать, что наоборот: я готова стать для тебя тем, чем ты захочешь, я сделаю все…
– Стоп, – опять перебил Арсан. – В моем беспримерном хозяйстве нет роли для такой образцовой героини.
Отвергнутая не потеряла самообладания.
– До такой степени я презренна в твоих глазах?
– Я тебя до такой степени уважаю, что говорю правду. Обычной барышне я бы выпалил в ответ с десяток пустых цветастых фраз… Впрочем, о чем это я? Ни о каких барышнях вокруг меня и речи быть не может.
Арсан слегка коснулся ее плеча.
– Эльга, напряги все фибры души и пойми: никакая комбинация из нас не получится, – он чуть усмехнулся, – будь то согласная семья или негласное товарищество. Эта невозможность непреодолима.
– А ты хотел бы ее преодолеть?
– Нет. На это нет не только суда нет, оно за чертой всех суждений. В нашем мире самостоятельные единицы не имеют точек для соприкосновения. У нас была иллюзия нашей коммуникации. Эта, может, не только иллюзия подогревалась общностью нашей натуры. Я полагаю, мне было назначено косвенно быть твоим проводником.
– Куда? – выдохнула Эльга.
Арсан не ответил, взял ее за руку и повел к выходу. У двери взял ее вторую руку и некрепко сжал обе.
– Ты все поймешь, Эльга. Обязательно. А теперь иди.
Сковав эмоции, Эльга добралась домой на такси. Войдя в квартиру, кинулась на диван и свернулась калачиком. Режущая невыносимая боль захлестнула все тело, а потом оно будто запылало. Мучительное сухое пламя сжигало все органы, разум и душу. «Сгореть! Скорее, скорее сгореть!» – беззвучно и беспрерывно умоляла Эльга…
Ставшее неистовым, рвущееся из себя время постепенно возвратилось к обыденному ритму, огонь иссяк, по телу страдалицы растекалось душное изнеможение. Ей немедленно и остро захотелось свежего воздуха. Она машинально причесалась, накинула кофту, вышла на улицу и через несколько минут оказалась в близлежащем сквере. Стояла глубокая ночь. Стилизованные под старину фонари нагнетали смесь романтики и меланхолии, прорезывали мглистые участки желтыми зигзагами или полосами. Ветра не было, листва, не шевелясь, источала немного горчащее благоухание, доносилось журчание фонтанов. Тело Эльги обволокла желанная прохлада, она дышала всей грудью, непроизвольно дыхание становилось все более размеренным, бурные процессы в организме закончились. Наступало пока что не успокоение и не смирение, а нечто неиспытанное, тело буравили тихие импульсы намечавшихся пресуществлений. Она не могла анализировать свое состояние и хаотично бродила, то ускоряя, то замедляя шаг. Внезапно ее рассеянный взгляд ухватил на фоне общего покоя неровное мельтешение: впереди из темноты на освещенную аллею выходила пьяная компания, несколько мужчин. Мозг Эльги заработал быстро и четко: не все подвыпившие – хулиганы или маньяки, были ли эти опасны? как определить? что делать? Она остановилась и пошла в обратном направлении, через несколько шагов оглянулась, все быстро двигались в ее сторону. Испуганная женщина вынула из сумочки кошелек, бросила его и побежала. Поднимая наживу, один из преследователей споткнулся, все замешкались. Эльга, выиграв таким образом время, оторвалась и бежала что есть мочи, не разбирая дороги. Дышать становилось все труднее. Когда она почувствовала, что вот-вот задохнется, заметила белую мраморную беседку в гуще зелени, ринулась туда, прижалась спиной к холодной стене, обеими руками схватилась за сердце, оно колотилось бешено… Голоса приближались, вот они уже почти рядом…
Высокое небо сочилось ясной голубизной. Солнечные блики позднего утра рассыпались по деревьям и скульптурным композициям, искрились в небольшом пруду. В песочнице играли дети, мелькали силуэты пришедших на свидание или в уединение, доносились мужские и женские голоса, волны приглушенного гула. Парк был наполнен обычными дневными звуками и запахами. Эльга сидела в обитой белым мрамором беседке, подставив лицо щекочущим лучам, полузакрыв томные веки; все мысли будто сплавились в одну живую субстанцию и молчали. Стало жарко. Она сняла кофту и неторопливо пошла домой, приняла душ, выпила кофе и откинулась в удобном мягком кресле в гостиной.
Эльги, владелицы этого жилища, одаренного поэта и красивой женщины больше не было. «Я поняла, Арсан», – произнесла она несколько раз и тихо улыбнулась. Она самое счастливое существо из обретающихся под ладьей Ра, ибо, по сути, ее нет на опекаемой им территории. Эльга вспомнила, как она стояла, прижавшись к каменной стене, раздираемая ужасом. Это был ее последний страх. Разорвалась не она, а пространство, и открылся вход в инобытие. Теперь она знала, куда исчезал ее странный возлюбленный.
К спасенной сами по себе пришли знания об ее положении. Она относится к малому числу тех благословенных, которым позволено избыть время, не подвергаясь его воздействию. Случайности и необходимость, сотворенные кумиры, враждебные силы и собственная слабость навечно потеряли над ней контроль и власть. Она в любой момент, даже во сне, может укрыться в своем убежище. Что оно собой представляет? Эльге известно точно, что оттуда она видит этот мир и может по желанию войти в него. А здесь она полностью забывает, как существует в инородной вселенной. Она знает, что людей, подобных ей, совсем немного, не больше нескольких сотен, и что на земле им не положено встречаться. Арсан как объект чувственного влечения исчез для нее навсегда. Арсан в такой роли ей больше не нужен. Кем они являются на другом уровне и могут ли как-то соприкасаться? Это неизвестно. Непонятно также, почему избранные наведываются иногда в покинутые ареалы разномастного зверства? Что их побуждает? Ясно одно: это не ностальгия, не какие-то привязанности или желания. Нечто иное.
Эльга вспоминала, что уже в детстве среди привычных и желанных вещей ее, бывало, захватывала беспредметная тоска. С течением лет все отчетливей проявлялась ее несопряженность с окружающими данностями, между нею и всеми объектами и фактами всегда зиял отчуждающий зазор. В ранней юности понимание своего одиночества не было у Эльги отчетливым, оно жило в ней неосознанно как смутное душевное беспокойство, которое странно ее вдохновляло и питало ее поэзию. Встреча с Арсаном, с одной стороны, ускорила ее становление и развитие, а с другой, – замедлила, потому что она его полюбила. Зачем же вспыхнуло это чувство, которое подчас затмевало все ее духовные устремления? А зачем ей вообще нужно было материализоваться в текучей и кипучей неродственной среде, маячить на чужих дорогах, занимать некоторый объем социальных зон и прочих местностей, чувствуя, что везде – не у места? Видимо, этим вопросом задаются все существа ее породы. Строить догадки – бессмысленно, и время для ответа не придет; ясность возникнет тогда, когда оно перемелет все свои порождения и развеется вместе с их прахом.
Эльга прошлась по квартире, машинально проводя рукой по дверям и обоям, постояла у каждого окна, включила радио. Диктор передавал сводку погоды. Какое счастье, – думала Эльга, – для меня уже нет ни атмосферных фронтов, ни критического хода вещей, ни затхлости деградаций и тупиков. Ее восторг неуютно разбавило знакомое тягучее чувство. Это был элементарный голод. Ей не хотелось доставать продукты и готовить. Эльга закрыла глаза, сделала глубокий вдох. Через миг кормилица и пожирательница Земля лишилась ее присутствия.
Галина Болтрамун