Современные прозаики  

Исход

Все предметы как объекты зрения и умозрения имели свойство исчезать и соответствовать какое-то время слепоте или прозрению. Вдохновляющее и гнетущее свойство! Это нигде не зафиксированное качество материи доставляло Артуру много неудобства, вызывало в его существе брожение подспудных энергий, оцепенение и некоторое одичание мыслей. Однако таинственный механизм отладки вселенского статус-кво, похоже, работал исправно и предотвращал частое возникновение таких опасных ситуаций.
Проснувшись как-то ранним весенним утром, Артур почти уже улыбнулся бесцеремонным золотистым лучам, осязавшим его лицо, и вдруг обнаружил на стенах и мебели корявые мазки бесцветности. «Начинается», – констатировал он с привычной мутной тревогой. Это начинающееся, впрочем, ничего особо страшного в себе не содержало. Все вещи находились на своих местах, не менялась ни их форма, ни плотность, тем не менее знойным приливом нарастало внутри ощущение, что их нет; он опасался сесть на стул или взять что-либо в руки, хотя знал наверняка, что никуда не провалится и ничего в его ладонях не растает. Артур слегка пошевелился, сжал виски и лоб. Грудную клетку распирал вакуум, гудел, будто пытаясь разнести границу между внешним и внутренним. Долго такое состояние выносить было невозможно, и оно никогда не продолжалось долго. Когда напряжение спадало, требовалось, смотря по обстановке, или выспаться, или, наоборот, заняться бегом или как-то другим способом нагрузить организм, интенсифицировать его природные функции.
В этот день сил у Артура было мало, и он, не вставая, снова закрыл глаза… Медленно подступивший полдень источал влажную жару; погрозив ливнем, уплывали облака; ничего не хотелось, ни о чем не думалось. Необходимая для обычной жизнедеятельности бодрость вернулась под вечер, он вышел на улицу и с удовольствием вдыхал аромат города, терпкую смесь, состоявшую из запаха цветущих деревьев, духов, пота, нагретой пластмассы и лимонада. Он любил сумеречную пору двоевластия Ра и Селены, минуты утонченной гармонии, когда цвета переходят в оттенки, а звуки – в шепоты. День все больше сдавал позиции и отплывал за горизонт, лунный диск уже магнетизировал подсеребренные массивы эфира. Освобожденный от недавнего изнеможения, Артур неутомимо и бестолково бродил по улицам и паркам. Теперь ему нравился этот город, старинный и шумный, привлекающий массу туристов, устремляющий к небу золотые шпили и черные заводские трубы.
В приподнятом настроении молодой человек снисходительно-благосклонно воспринимал патетичные, насыщенные самоупоением монологи величественных куполов и незлобную перепалку неугомонных городских реалий. И, видимо, был какой-то смысл в том, что он оказался именно в данной точке мироздания, среди носителей сомнительного разума, в вотчине естественного отбора и избранничества вдохновенных искусств. Правда, порой все это обращалось в ничто. Но как же иначе? То, что становится, должно уметь переставать.

Артур заметил одинокую фигурку девушки на набережной, догнал ее, вежливо и шутливо представился, и они стали гулять вместе. Он знал, что нравится девушкам, и в этом тоже была забавная прелесть аварийного земного коловорота. Все девушки – предсказуемы и похожи. Эту звали Стелла. Красивое имя! В редкие часы, когда его душевные векторы были более или менее сбалансированы, что-то из нутряных глубин порывалось навстречу тонкой безоружной красоте. Дружелюбно болтая, они пошли по мосту и на середине задержались у парапета, глядя в реку.
– Вы чувствуете, – Артур чуть возбудился, – как искусно притворяется эта вода. Она излучает покой и окутана дремотой, а между тем это та самая вода, которая помогает ветру ломать корабли, хранит секреты самоубийц, одинаково смывает кровь и грязь, добродетели и пороки. Она и сейчас, в безмятежном состоянии, предлагает страждущим решение их проблем в слащаво поблескивающих омутах. В ее старинных обманах есть впрямь нечто соблазнительное; и даже рутинной текучке иногда нестерпимо хочется утечь…
Посмотрев на спутницу, он понял, что несколько потерял контроль над собой. Стелла заметно испугалась. Вряд ли что-то устрашающее заключалось в его фразах, но он, видимо, забылся и перестал следить за интонациями голоса, и какая-то доля его нецивилизованной самости прорвалась наружу.
– Пойдемте домой, – спешно попросила девушка, – уже поздно.
– Ну и что? – последовало возражение. – Это не повод прерывать бесцельное времяпрепровождение, но если вы настаиваете, пойдем.
Он снова улыбался, остроумно описал курьезный случай из своей недавней поездки, и Стелла постепенно успокоилась, подумала, что ей просто померещились ледяные сквозняки между словами и дичающий взгляд. Нет, несомненно, это порядочный и очень привлекательный человек.
– Мне приятно, что мы познакомились, – сказала Стелла, прощаясь с ним у своего дома.
– Мне тоже, – ответил Артур, раздумывая: поцеловать ее или нет. Решив, что лучше не надо, он некрепко пожал девушке руку, пообещав позвонить в самое ближайшее время.

Негромко напевая одну из любимых арий, молодой человек медленно побрел домой. Ночь была в разгаре. В этот раз она не металась по площадям и закоулкам, не усиливала шорохи вековечных тайн, не витийствовала от имени сокровенных стихий, теперь она сочилась благовеличием и еле слышно умиротворенно вздыхала. Несмотря на поздний час, в домах еще светились окна. Завтра выходной, – вспомнил Артур. Он хаотично ощупывал взглядом разноцветные шторы. За ними, как и повсюду, – бойкая пульсация парадигмы «здесь и сейчас», хронические колебания самодовольства и взаимозависимости. Его служебное положение не требовало ни обширных контактов, ни большого профессионального мастерства, ни значительных умственных затрат. Однако он вынужден был соприкасаться и с деловыми кругами, и с соседями по дому, и со случайными попутчиками. В результате многолетних всякого рода коммуникаций Артуру открылась одна звучащая как приговор истина: он чужой. Ему ничего не полагалось как не помнящему родства, и он ни на что не претендовал, тем не менее инстинкт самосохранения заставлял его адаптироваться к неприемлемой системе и длиться в качестве ее лишнего элемента.
Артур остановился. На втором этаже высотного здания одно окно ярко выделялось на фоне общей затушеванности, за столом сидело несколько человек, наверное, друзья или родственники. Они подносили ко рту чашки, жестикулировали, улыбались, были так увлечены, что забыли задернуть занавеску. Раньше Артур сиживал изредка в подобных компаниях, мог поделиться какими-то своими соображениями, но никогда не вступал в бурные дискуссии или споры. Ему трудно было осознать, что все это принимается навсегда и всерьез: политика, работа, семьи, покупки, интриги, развлечения. От насильственных данностей эпохи никуда не деться, ими обусловлен петляющий путь индивида на земных долготах и широтах. Настырную повседневность нельзя бойкотировать, полностью вычеркнуть из жизни. Но именно ее считать жизнью?! Бред. И везде безотчетно, биоритмически, втемную бредил так называемый белый свет, не знающий ни своей отправной точки, ни пункта назначения. Люди за стеклами дорожили обстоятельствами, создавали атмосферу праздника. Голосов не было слышно, но Артур представлял себе содержание беседы – это неустанное дребезжание житейской волынки с нешироким набором тем и настроений. Он последний раз взглянул на собравшихся и подставил лицо очистительным лунным струям.

Подходя к своему дому, Артур внезапно ощутил странное смятение, как будто нечто необычайное затаилось среди знакомых силуэтов и подстерегает его. Он замедлил шаг, волны возбуждения нарастали, в подкорку словно ввинчивались горячие иглы, и вдруг сердце резко встрепенулось: окна его квартиры освещены, и на тонкой занавеске – отчетливая черная тень, профиль мужчины. Ну, положим, я не выключил свет, – проносились в голове одна за другой мысли, – а также забыл запереть квартиру, ведь со мной это может случиться; кто-нибудь из знакомых решил навестить меня и, обнаружив, что дверь открыта, вошел; и вот, дожидается… Он быстро отринул такое допущение: у него мало знакомых, и приходят они очень редко, а без предупреждения почти никогда. Артур стоял, опустив голову, выжидая, надеясь, что наваждение исчезнет и грани реальности вернутся на свои места. Наконец он собрался с духом и поднял глаза: картина не изменилась; и не столько зрение, сколько глубинное внутреннее чутье подсказало ему: нет, этого человека он не встречал раньше. Можно было вызвать полицию, разбудить соседей, просто позвонить в свою квартиру по телефону и спросить незнакомца, что ему нужно. Почему он застыл, как замороженный, и не пытается что-либо предпринять? Смутно созревало понимание, что делать ничего не нужно, потому что бесполезно. Колючие импульсы интуиции дергали подсознание, словно что-то предваряя или возвещая, а разум отложил в сторону непосильную головоломку. Артур начал неторопливо подниматься по лестнице.
Входная дверь оказалась чуть приотворенной. Средних лет мужчина с выразительным лицом выглядел неопасно.
– Проходите. Не стойте на пороге.
– Спасибо, – иронично поклонился хозяин дома.
Страх его почти улетучился. Он пристально разглядывал незваного гостя. Тот был холодно-невозмутимым и, отложив листаемую книгу, произнес совершенно неуместную в ситуации фразу:
– Я вас внимательно слушаю.
– Нет уж, позвольте, – вспылил Артур, – это мне вас хочется выслушать. Как вы попали в мое жилище? По какому праву? Что вы здесь делаете?
– Не горячитесь. Как видите, я томлюсь в бездействии. А насчет прав… Неужели незаметно, что их у меня гораздо больше, чем у кого бы то ни было? Предпочитаете смотреть на это сквозь пальцы? Не самая удобная форма близорукости.
Артуру почудились дуновенья потаенных стихий, легкая поступь светлеющего ужаса. Это гораздо серьезнее, чем краткосрочное исчезновение вещей. Разум его сжимался, вибрировал и, неспособный оценить происходящее, замер и выплеснул наружу простой и естественный вопрос:
– Кто вы и чего желаете?
– Ах, разрешите представиться. Меня зовут, а точнее, никуда не зовут Алф. Ни фамилии, ни прозвища нет, ибо выродок. То есть единственный в своем роде.
Виски Артура словно раздвинулись от хлынувшего сквозняка, гравитацию на миг подкосила бездна. В онемевшей психике шевельнулась последняя надежда.
– Вы можете оставить меня в покое? – блики отчаянной мольбы просияли под веками и погасли.
– Оставить вас в покое? – с едкой иронией спросил гость, выделяя каждое слово; и выпалил резко, жестоко, – когда это вы пребывали в покое? Вам даже не известно, есть ли он у покойников.
Артур ощутил себя обреченным микроскопическим сгустком на дне Вселенной и машинально опустился в кресло.
– Как вы, наверное, успели догадаться, – незнакомец усмехнулся, – вопросы при нынешнем вселенском статус-кво уполномочен задавать я. Начнем с анкеты: где и когда вы родились?
Испытуемый назвал дату и место рождения.
– Вы уверены?
– Нет.
– Хорошо, – прозвучал пресный отклик, не похожий на похвалу.
Артур едва не захлебнулся дыханием при попытке выдержать тяжелый взгляд Алфа: таких пустых глаз не бывает, это органы не зрения, а презрения... Он потупился. Незнакомец ничего не заметил или сделал вид, что не заметил.
– На что вы надеетесь? – продолжил он свои расспросы.
– Раньше мои неимоверные надежды чем-то подпитывались. Этот источник замутился…
– Рассчитывайте на мою помощь.
Что-то снова обвалилось внутри молодого человека. Он все больше лишался своего эго и возразил очень робко:
– Я не уверен, что именно ваша забота мне сейчас необходима.
– Вы могли бы выразиться смелее и определеннее и просто послать меня куда подальше.
– Я… – Артур покраснел и не нашел ответа.
– Понятно, – флегматично констатировал Алф, – вы уже сообразили, что не получится. Правильный вектор мышления.
Через несколько мгновений он добавил:
– В общем и целом я вами доволен. Будем считать, что мы представлены друг другу в лучших традициях высшего общества.
– И… наше знакомство продолжится?
– Не малодушничайте, – в голосе Алфа зазвенело железо. – Так ли уж неожидан для вас мой визит?
Артур поднялся, подошел к окну. Занималось утро. Луна побледнела, контуры крыш все четче вырисовывались на фоне яснеющего небосвода, все реалии очнулись и неспешно приспосабливались к дневной специфике. Скоро заиграет множествами колеров и оттенков, заполнится звуками многоукладный, предприимчивый, фатально бренный и красивый мегаполис, он будет с энтузиазмом перемешивать свои хлопоты и торжественность, правила и беззаконие, выгоды и напасти. Десница времени в очередной раз благословит предначертанный ход стараний и бессилий, акций и фикций. И вся совокупность учреждений, заведений, ведомств, их директив и предписаний не в состоянии защитить Артура от нелегитимного вторжения пришельца. Он медленно повернулся к Алфу и тихо проговорил:
– Я ожидал, давно… Не вас, конечно, нет… Но из-за вашей непроницаемости просвечивает нечто от того, что мне мучительно грезилось. На подспудном нутряном уровне я чувствую зацепление с вашей ненатуральностью, иначе наш контакт был бы невозможен. Я неудачно выразился, но не могу лучше…
– Совсем неплохо, – опять похвалил Алф. – А теперь, повинуясь неусыпным законам естества, вам пора ложиться. Сегодня Морфей вас не обидит и не нашлет, как он часто этим грешит, дивно впечатляющих кошмаров.
Артур не удивился, что посетителю известно содержание его сновидений.
Он пробудился в середине дня с ясной головой, отдохнувший и посвежевший, но не торопился вставать с постели. Опустил веки, сердце словно разбухало от терпких переживаний. Было или не было? Приходил странный Алф или это только приснилось? Артур поднялся и внимательно оглядел интерьер комнаты. Нет, при его рассеянности найти доказательства пребывания незнакомца было трудно. Стул, на котором якобы сидел гость, казался несколько сдвинутым с привычного места. Но он и сам мог его машинально переставить. На полу – никаких следов, и это нормально, погода стояла сухая, к ботинкам на улице ничего не прилипало. Артур начал скрупулезно взвешивать ночную беседу, она всплыла в памяти до мельчайших деталей, и обострившийся ум внезапно исторг вопрос совсем иного плана: где граница между явью и сном? чем одно достовернее другого?

– Все очень сложно, – говорила ему спустя несколько недель Стелла, объясняя, какие экзамены ей нужно еще сдать, чтобы получить диплом.
Они сидели в уютном маленьком кафе, девушка с увлечением рассказывала о своей будущей профессии, а ее визави отрешенно вставлял междометья и старался улыбаться. За соседним столиком спиной к нему, почти не двигаясь, сидел мужчина. Не отдавая себе отчета, Артур то и дело напряженно взглядывал на эту спину. Где-то через четверть часа притянувший его внимание субъект поднялся, повернулся к нему, строго заглянул в глаза, едва заметно кивнул и неторопливо вышел. Артур окостенел и через миг встрепенулся: Алф! Ночной визитер, точно! Ничего не сказав спутнице, он ринулся на улицу. Алфа нигде не было. Постояв минуты две-три, озираясь во все стороны, он прошелся вдоль цветника и вернулся в кафе.
– За кем ты так стремительно выбежал? – спросила взволнованная девушка.
– Да… обознался. Неважно.
Молодой человек явно был обескуражен.
– Может, я тебе помешала?
– Да, – честно признался неискушенный кавалер.
Стелла понимала, что ей лучше встать и холодно попрощаться. Но понимала и другое: этот парень не станет ее удерживать. Она проглотила обиду, и беседа постепенно возобновилась, хотя, опять же, говорила в основном Стелла. Она успела хорошо разглядеть своего нового приятеля: он не только внешне симпатичен, некий глубинный магнетизм источает его загадочная натура. Знает ли он об этом?
Артур слушал Стеллину болтовню с досадой, присутствие Алфа не выветривалось из атмосферы. Через какое-то время смутная робкая идея шевельнулась под черепом, крепла, обретая все более четкое содержание. Он неназойливо и внимательно осмотрел девушку: хороша! Она вся, целиком, – оттуда, из зоны инерций и коммерций, ее сознание не разрывается антиномиями, ее кожу не ранит жуткое дыхание Отсутствия; такие, как она, нигде и никогда не пересекутся с Алфом. Так ли уж он отвратителен, этот легковесный и самодовольный уют? Может, стоит зайти туда, хотя бы из любопытства и ненадолго…
Артур все благосклоннее внимал собеседнице. Он в принципе представлял себе, что именно и в какой форме может производить ее рассудок. Вся конкретика бытования базируется на нескольких схемах; нюансы и разветвления рутины – многочисленны, но не выходят за рамки единой жесткой системы. Его то раздражала, то смешила узость этих лимитов, и вот сейчас он вознамерился добровольно сдаться в тиски…
– Ты очень красивая, – сделал комплимент рассеянный ухажер.
Девушка порозовела и ответила невпопад:
– Ты ничего не поведал о себе…
– О, тут нет ничего интересного.
– Напротив, – возразила Стелла, еще больше краснея, – мне интересно.
Артур спросил, где она учится. Теперь гордая студентка обиделась не на шутку: она ведь сегодня только об этом и говорила. Она приподнялась, чтобы уйти, но молодой человек мягко взял ее руку и не дал встать.
– Стелла, – сказал он, слегка улыбнувшись, – ты не хочешь выйти за меня замуж?
Девушка была ошарашена, ей стало жарко и беспокойно, она с трудом взяла себя в руки и, не сообразив, как достойно отреагировать, вымолвила банальное:
– Артур, мы ведь совсем не знаем друг друга.
– Вот и узнаем. Ты мне сейчас необходима. Меня надо спасти от одного человека.
– И лишь поэтому ты решил на мне жениться?
Она нервно засмеялась.
– Нет, конечно, не только поэтому… – Артур неловко запнулся.
Стелла окончательно пришла в себя, усмирив душное волнение, и сказала апатично:
– Прежде чем делать предложение, говорят о любви.
– Ну разумеется, я люблю тебя.
– Для того чтобы закрыться мной от какого-то проходимца?
– Он не проходимец, Стелла.
– Кем бы он ни был, на амбразуру я не готова. Всего хорошего.
Удерживать ее было бессмысленно.

Примерно через месяц, возвращаясь домой в нагретом автобусе, Артур думал: все еще лето. Оно затянулось в этом году; не по сезону тепло и ясно; солнце не подчинялось регламентам календаря и полновесно, не ослабевая, входило в октябрь. Ему вспомнился насыщенный летними ароматами и веяньями беспричинной отрады маленький садик его детства. Тогда он во многом доверял обстоятельствам, хлебу насущному, традиционным ориентирам; и даже утекающие воды, казалось, мало что у него забирали. Небо не рифмовалось с небылью, и то и другое не устрашали бесконечностью, а гармонировали в музыке сфер. Подростком Артур начал подозревать, что его мечты, вскормленные изящной словесностью, титаническими героями и собственными наитьями, не воплотимы в повседневности. Но их возникновенье имело оправдание, не базировавшееся на логике; возможность и несбыточность маячили в артистичном синтезе. Садик детства исчез как благодатное царство Флоры, как многоцветный конгломерат родных укорененностей и безродных иллюзий. Стоит ли о нем жалеть? Там не росли Иггдрасиль и Древо Познания, они объявились на иной почве и чахнут, не принося плодов…
Невеселые рефлексии мужающего индивида прервал отчетливо слышимый скрип сиденья позади него. Какой-то пассажир поднялся, чтобы выйти на следующей остановке, но не торопился к двери, задержался, несколько раз кашлянул; немного помедлив, повернул и наклонил голову. Артур непроизвольно отшатнулся: перед ним было лицо ночного гостя. «Не одобряю», – флегматично вымолвил Алф и быстро зашагал к выходу. У Артура похолодели пальцы. Он понял, что имел в виду его преследователь: предложение Стелле. Еще бы он одобрял! Оконфузился, дурак, – обругал себя неудачливый жених.

Всю осень и зимой Алф попадался Артуру довольно часто, и как правило, в многолюдных местах: на станциях метро, в магазинах, на широких тротуарах. Он никогда больше не заговаривал, изображал приветствие спокойным жестом и удалялся. Артур уже не пытался бежать за ним вдогонку: бесполезно; не обнаруживал никакой ответной реакции: она и не ожидалась. Внешность Алфа варьировалась: то модно и элегантно одетый сноб, то небритый запущенный бродяга, то просто незаметный среднестатистический прохожий. Лицо его тоже часто менялось, удивительно сохраняя свою идентичность: оно могло быть привлекающим, резко оригинальным или совсем заурядным, порой оно поражало несовместимостью черт, а иногда просто отталкивало. Неизменным оставалось одно: бездонные, абсолютно ничего не выражающие глаза, кратеры, извергающие пустоту.

Лишь на исходе морозного февраля, когда Артур привычно обедал в стилизованном под ампир кафе и рассеянно наблюдал за клюющими у окна птицами, Алф неожиданно отодвинул стул и сел напротив. Артур уже научился не вздрагивать при его появлении, он принял удобную позу и сконцентрировал душевные резервы, чтобы выглядеть как можно независимее. Вдруг возникло и разогрелось чувство собственного достоинства: ведь это чужедальний мистер икс навязывается ему, а не наоборот. Пусть объясняется со своих позиций! Алф не спешил заводить беседу, заказал кофе и спокойно пил, глядя то в окно, то куда-то как бы сквозь стену. Через несколько минут Артур не выдержал:
– Ну начинайте. Ваше молчание отнюдь не красноречиво.
– Да и сам я не в Красной книге. Между прочим, могли бы сказать мне спасибо.
– За что же?!
– А за то, – Алф откинулся на стуле, – что с момента нашего знакомства не пропадают соседствующие с вами вещи или, квалифицируя по-иному, не демонстрируют вам свой основополагающий аспект – пшик.
– В самом деле! Я ведь и думать об этом забыл.
– Забывать думать – это характерное свойство людского рода. Так легче не сносить головы, ведь нести ее по большому счету, да и по малому, некуда.
В ходе сумбурного диалога с намеками и недомолвками уверенность Артура улетучивалась, защемило под ложечкой, мутные предвкушения вызывали легкую тошноту.
– Скажите, – робко спросил он, сжимая чашку с недопитым кофе, – каков ваш настоящий облик?
– А ваш? – Алф смотрел не мигая темными скважинами.
– Не знаю, у меня нет критериев...
– О чем тогда вопрошание?
Образовалась недолгая пауза. Артур решился, наконец, потребовать ясности:
– Я много пережил с тех пор, когда вы первый раз навестили меня. Вы постоянно изъявляете свое несравненное превосходство надо мной. Я согласен, я тысячу раз согласен. Но – что дальше? Вы же не зря себя растрачиваете, какая-то часть моей сверхличности сопряжена с вашей безликостью. И это нечто во мне пугает меня самого.
– Неужели только пугает?
– Не только. Что-то начинается внутри, не подлежащее дефинициям.
– Оно разовьется вне дефиниций. И только поэтому я на вас, как вы выразились, себя растрачиваю, – безучастная улыбка впервые чуть оживила бледно-желтое лицо, – на моем уровне саморастраты нет, от меня никогда не убывает. Вы понимаете?
– Кажется, да.
– Ваша эволюция впечатляет, – иронично похвалил Алф, поднимаясь. – До свидания.
– Когда?!
– В самый неподходящий момент, который всегда на подходе.
Алф не оборачиваясь вышел наружу.

Артуру казалось, что время непозволительно тормозит, что застопорился период, который должен миновать как можно скорее. Утомившись от перенапряженного ожидания, он заболел. Повысилась температура, побаливало горло, трудно было стоять и сидеть, по утрам и даже в полдень клонило ко сну. Тихие отсветы неба и снега осыпали окно, все очертания в его квартире были стабильны, ничто не змеилось, не маскировалось, не сползало в невидимые прорехи. Часы выступали из будущего и падали в прошлое, словно не задерживаясь в настоящем. Однако функции организма, приблизившись к точке затухания, будто опомнились и заработали, естество еще не поддавалось разбалансировке; и жар понемногу ослабевал, мышцы возвращали себе былую упругость. Восстановление физического здоровья сопровождалось чрезвычайным усилением восприятий: никогда еще запахи и краски не были столь интенсивными, каждая вещь наличествовала с триумфом, давая себе высшую оценку. Что-то ненормальное сквозило в этой напористо выпячиваемой, перегущенной реальности: объекты, лишенные граней небытия, еще более химеричны, чем те, которые спаяны с безобъектностью. Внезапная догадка ударила в голову: это их прощальный выкрик перед уходом с полей зрения прозревающей личности. «Спокойно, спокойно», – уговаривал себя Артур, одолевая свое подвешенное состояние и начиная обретать опору, на которой не стояло ничто на планете. Дни катились дальше, вызывающе яркая пестрота контуров и оболочек постепенно линяла, сквозь наружную плотность материальных явлений снова зигзагами просвечивали пустотные скелеты. В душевных лакунах Артура зарождались и звучали на языке несказанности молитвы, беспредметные, спонтанные, самоизливающиеся. Они лучше его самого знали и выражали его чаяния.

Однажды утром обычную тишь устоявшегося микроклимата пронзил длинный дверной звонок. Артур лениво удивился: давно уже к нему никто не заглядывал. Почему-то было ясно, что это не Алф, а все остальные – персона нон грата. Звонок повторился, через минуту снова. Артур решился открыть. На лестничной площадке улыбалась нарядная Стелла. Он узнал ее и с трудом подавил отрицательные эмоции; еще сохранившиеся в его натуре остатки воспитания машинально заработали и заставили пропустить визитершу.
– Я догадалась, что ты спишь, и рискнула разбудить. Ничего? – весело произнесла девушка.
– Ничего, ничего, – рассеянно пробормотал хозяин, – я уже собирался вставать.
Он не без натуги вспомнил, что ему нужно делать; заварил кофе, усадил гостью, задавал светские вопросы и, как мог, старался придать лицу, по меньшей мере, сносное выражение.
Через некоторое время Стелла без окольных предисловий, несколько напряженно вымолвила:
– Артур, ты предлагал мне замуж. Так вот, я согласна. Ты не шутил тогда, когда сообщил, что тебе угрожает некий человек?
– Да какой он человек! – вырвалось спонтанное восклицание.
Артур внутренне вздрогнул, испугавшись себя прежнего, который, пусть и в минуты отчаянья, едва не запутался в сетях Гименея.
– Он что, закоренелый бандит? – тревожно спросила девушка.
В Артура пахнула вся невменяемость самоудовлетворяющейся житейщины. Эта надгробная био- и социосфера плотно замкнута, ни в какие ее ворота даже не пытается постучать инобытие. Не существует ни логических фигур, ни символов, ни каких-либо аллегорий или намеков, чтобы дать Стелле хоть малейшее представление об Алфе. Многомерные вести ни одной частицей не отражаются на плоскостях. Артур устал и решил, что пора заканчивать бессмысленный обмен репликами.
– Он не бандит, Стелла, – пояснил он угрюмо, – просто, это человек, которого нет.
– То есть как? – брови девушки взлетели. – Ты шутишь, конечно.
– Нет.
– Но ведь такого не бывает.
– Ты права, – последовало вялое подтверждение, – так не бывает в быте, бытности, бытовщине и на рынках сбыта. Здешние события отторгнуты от бытия. Лишь то, чего в них нет, возможно, благословлено Сущим.
На девичьем лице промелькнул легкий испуг.
– Не бойся, Стелла, я не сумасшедший, на людей, по крайней мере, не бросаюсь. Но, думаю, ты убедилась, что для семейной жизни я непригоден. Совсем не пригоден.
Неудавшаяся невеста безотчетно кивнула, встала, выдавила из себя «прощай» и направилась к двери. У порога она помедлила, обернулась.
– Артур, я поняла, что не занимаю места в твоем сердце, но все же мне хочется сказать, что я готова была разделить с тобой радость и горе и что я тебя не забуду.
«Забудешь очень скоро», – мысленно возразил Артур. На его губах уже почти затрепетала одна из подходящих вежливых фраз, но что-то внутри внезапно восстало против лицемерного этикета и подвигло на дерзость:
– Ты справедливо полагаешь, что мое сердце закрыто, не только для тебя, там никого нет; а вакууму в нем тесно, и он уже начинает раздвигать миокарды. Я не в состоянии оценить конкретно твою жертвенность и прочие якобы добрые порывы. Они часто продиктованы слепой корыстью марионеточной особи, жаждущей заполнить нехватку самости, то есть являются формами жалкого эгоизма.
Стелла тихо спустилась по лестнице. Артур закрыл дверь, посидел неподвижно минут двадцать, затем дочитал поэму античного автора, неторопливо оделся и вышел наружу.

Несколько часов он бродил по площадям и улицам, его тягучую рефлексию стопорили безумные категории, провоцируя скачки вдохновения, норовившего захватить дух. Экологически стерильные солнечные иглы ворошили пыль в закутках и на магистралях, невидимые пальцы формовали облака, кишела неувядающая микрофлора в пазах цитаделей и трещинах асфальта. Золотые шпили отражали эфирные миражи, отточенные камни исступленно вещали о сгинувших цивилизациях, никнущие атланты и кариатиды взывали к милости. Милости не было. Каждое новое мгновение пожирало предыдущее. И этот тошнотворный процесс, когда роды и виды истребляют и переваривают друг друга, называется жизнью! На всех уровнях, во всех диапазонах мирское недомыслие осеняла немыслимость, природа стихийно буйствовала в парадигмах неволи и недоли. А что-то из всех рядов вон выходящее обратило внимание на Артура…
Впереди показалось пропорциональное здание с колоннами. Библиотека! Вал горячих и терпких ощущений на миг захлестнул Артура. Как же долго он пил из этого источника! Пил безумствуя, надрываясь, изнемогая, но по мере утоления жажда только увеличивалась. Свобода воли, спор об универсалиях, идеи Платона, строгая и недостаточная красота Аристотеля, притчи Мессии, вещи в себе, Бог Гераклита и Эмпедокла, Бог монашества и вольнодумцев, ограниченная в своем жалком упрямстве логика, непонятийные начала – тысячи и тысячи воспоминаний вихрем проносились по серым извилинам. Он сел на ступени мраморного классического дворца, который в прежние годы укрывал его от склочного быта, лишь здесь он мог почувствовать, что он не один в лабиринтах юдоли. Однако все его сообщники были своеобразными индивидами. Собственно, они не стали ни попутчиками, ни учителями, ни друзьями. Когда-то он, отведав толику блага и благодати, сказал Блаженному Августину: «Спасибо, отче. Я духовно обогатился и удаляюсь». После периодов единения и поклонения наступало время раздумий и виртуальных споров; вопреки поговорке, в них не рождается истина, лишь высекаются искры от бурного столкновения правдолюбий. Само словосочетание «рождение истины» – абсурдно. Оно предполагает, что истины нет до ее рождения и что ее может произвести то, что без нее обходилось. Истина безусловно, бесконечно и вечно есть в ареале Сущего. Ее адепты под облаками опаляются ею неравномерно и сгорают, плохо слыша друг друга. Он постепенно с болью простился со всеми, каждый ушел в свою сторону неизвестности по линии своего предначертания. Однако у всех, обреченных на одиночество, есть немало сходства, например, способность иронизировать над какими-то порывами, прорывами или нарывами своей личности. Это качество никогда не встречалось ему в сутолоке рутинных укладов и неполадок. Ни один богач не в состоянии всерьез посмеяться над накопленными сокровищами, ни одна мать – над бессмысленностью продолжения рода…
Это хранилище мудрости, прибежище его эмоций и рефлексий утратило свой статус, он вырос из этой родины…

Добравшись до своей квартиры, Артур недолго постоял под прохладным душем и, ложась в постель, ощутил необычную весеннюю свежесть не только во всех системах организма, но и в ментальной настроенности. Сон наступил почти сразу, был неглубоким, абстрактные сюжеты сновидений еле вырисовывались на матово-серебристом фоне; по нервам легко проходили нежащие токи. Неяркую беззвучную гармонию чуткого забытья резко разорвало зычное дребезжание. Это был звонок в дверь. Он вскочил, выглянул в окно: увеличившаяся раза в четыре луна распыляла мерцающее медно-красное свечение. Стрелки показывали два часа ночи. Он все понял: явился роковой гость; и усмехнулся: звонит! Артур неспешно повернул ключ в замке.
– К чему эти церемонии? Вы полагаете, мне еще невдомек, что для вас нет засовов, заграждений и вообще препятствий?
– Я хотел, чтобы вы впустили меня по доброй воле. Кроме того, испуг сейчас ни к чему.
– Я абсолютно спокоен, – холодно парировал хозяин дома.
– Вот как?
Алф прошелся по комнате. На нем безукоризненно сидел элегантный черный костюм. Красивые вьющиеся волосы слегка блестели, а лицо было просто копией идеального романтического героя из популярных кинофильмов. «Игрок», – осудил Артур. Однако в этой встрече было что-то не так, вернее, изменилось самое главное: язвительный инкогнито не выказывал иронии и пренебрежительного снисхождения. После короткого незначительного диалога несколько минут длилось молчание. Картинная внешность Алфа постепенно стушевывалась, теряли четкость контуры его облика. За ним будто появилась перспектива – прозрачная, тем не менее каким-то образом воспринимаемая. Щемящее волнение охватило Артура и медленно нарастало, не превращаясь в страх.
– Зажатая внутри вас воля уже освобождается, – констатировал Алф, – и если она завибрирует в унисон с моей, мы сможем раздвинуть пространство, как занавески.
Приглашенный к неслыханному сотрудничеству удивился, что не повеяло жутью пограничной ситуации, или как это называется… Не было ни сверхчеловеческой радости, ни трансцендентного ужаса, но атмосфера слегка светилась. Артур понимал, что он – ведомый и пока что зависимый.
– Артур!
Узник биологических форм ощутил сдвиг узилища, оковы, сжимавшие рамки тела, разомкнулись, дыхание выбилось из ритма, непривычный жар как будто снимал кожу. Свершилось! Алф назвал его по имени! До сих пор он обходился с ним, как с неразумным ребенком, беседовал насмешливо и высокомерно. Впервые преследуемое существо услышало обращение к себе! Обращение равного к равному.
– Артур, – продолжал Алф, – тебе всегда недоставало мужества выдержать мой взгляд. Ты боялся потерять всученное в аренду мировоззрение. Счет оплачен, ты получил право не видеть этот псевдомир, он не стоит ни малейшего внимания...
Алф подошел к Артуру и взял его руку. Тот, преодолевая смятение, впился зрачками в черные скважины, зиявшие подо лбом делегата запредельности, разрушающего фатальные границы.
– Тебя уже можно поприветствовать? – немного погодя спросил гость.
– Почти, – возвестил Артур, – я близко к Я…
– Ты отдал времени положенное, оно улеглось и уже на грани разложения, – сказал Алф. – Еще осталось несколько моментов, можешь выплеснуть последние крохи логики и лирики.
– Зачем я тут был?
Времени на ответ уже не хватило.

Потом скрипело колесо фортуны; буднично хлопотали над гнездами птицы, возрастала львиная доля, получали свое волки и овцы. Теплые дождинки катились по весенним накидкам сирени и черемух; поземки, солнцепеки, зарева и туманности создавали мимолетные настроения. Колоссы и миниатюры отражали законы искусства, смело кощунствовали гротески. Потом продолжались труды, похвальные и предосудительные; неуемные эмоции накалялись и вызывали стрессовые ситуации; звучала железная поступь неумолимости. Потом шумные улицы глотали ядовитые выбросы и жадно пили снежную чистоту; по законам войны и мира покоились и бешенствовали цитадели, дворцы и хижины, сторожевые башни, барочные сады и развалины, а ветер монотонно и равнодушно снимал верхний слой со всех оболочек. Потом слезы Стеллы упали на застывшее тело.
А скорее всего, не было никакого потом

Галина Болтрамун


Главная страница
Малая проза