Дмитрий Быков
* * *
Собачники утром выводят собак
При всякой погоде и власти,
В уме компенсируя холод и мрак
Своей принадлежностью к касте.
Соседский татарин, и старый еврей,
И толстая школьница Оля
В сообществе тайном детей и зверей
Своих узнают без пароля.
Мне долг ненавистен. Но это инстинкт,
Подобный потребности псиной
Прислушаться, если хозяин свистит,
И ногу задрать под осиной.
Вот так и скользишь по своей колее,
Примазавшись к живности всякой:
Шарманщик с макакой, факир при змее,
А русский писатель – с собакой.
И связаны мы на родных мостовых,
При бледном с утра небосводе,
Заменою счастья – стремленьем живых
К взаимной своей несвободе.
Пародия
* * *
Собачники с помпой выводят собак,
Ведь съели на этом собаку;
Каждый друг другу – по касте свояк,
Сукин сын – по иному порядку.
Вон еврей и татарин стоят враскоряк,
Сопя, потирают мозоли,
Худыми руками навешав собак
На толстую школьницу Олю.
Мне долг ненавистен. Используя свист,
Я с ним дерзновенно собачусь
И в должных местах говорю как славист,
Торжественно: «Выкуси накось».
Насобачившись, шествуешь по колее,
Присобачившись к живности всякой,
А из генов бычится, подобно змее,
То, что было когда-то макакой.
Ну а в люди писатели прутся, что танк,
Козыряя на шляпе мигалкой;
Уж их на родных мостовых – как собак,
Всяк борзой – по размеру медальки.
Дмитрий Быков
* * *
Уходит год, который меня любил.
Приходит новый.
От грома петард, от пенья его мобил
Разит столовой.
Уходит мир, который меня любил.
Вся ткань – сквозная.
Всего страшней, что я его погубил,
Того не зная.
Маршрутный ад. Напротив сидит дебил,
Подобный кукле.
И даже Бог, который меня любил, –
Не знаю, тут ли.
Не знаю, что ему делать среди слепней
И мух навозных.
Но если тут, ему что ни день трудней
Кроить мне воздух.
Пародия
* * *
Меня поматросил год, что меня любил.
Влюбился новый,
Ибо я, как огурчик, остался ядрен и мил,
Разя столовой.
Уходит мир, что пуще меня любил,
Чем та Венера;
Я его повсеместно лапал и сзади лупил,
Как кавалер кавалера.
Меня по маршруту куда-то ведет дебил,
Ему виднее.
А идол, который раньше меня любил,
Еще умнее.
Истукан не прибегнул к услугам сопла
И мух навозных,
А сам для меня в духе мух и козла
Испортил воздух.
Дмитрий Быков
* * *
Все не ладится в этой квартире,
В этом городе, в этой стране,
В этом блеклом, развинченном мире,
И печальней всего, что во мне.
Мир ли сбился с орбиты сначала,
Я ли в собственном бьюсь тупике –
Все, что некогда мне отвечало,
Говорит на чужом языке.
Или это присуще свободе —
Мяться, биться, блуждать наугад?
То ли я во вселенском разброде,
То ли космос в моем виноват.
То ли я у предела земного,
То ли мир переходит черту.
То ли воздух горчит. То ли слово.
То ли попросту горечь во рту.
Пародия
* * *
Вопрошаю вопросы в квартире,
Хоть и дразнится гад-резонанс.
Шуры-муры начальствуют в мире
Иль пиф-паф регулирует нас?
Мир ли свесился с утлой орбиты,
Или я – на седом волоске?
То ль его сноской вверх реквизиты,
То ль мое это коммюнике.
Размечтавшись, эдемской свободы
Алчу в тесном раю шалаша –
И то ль кажут мне шиш с небосвода,
То ль не светит мне уж ни шиша.
Вновь к чертям на кулички я выйду,
Думу думати буду полдня:
Я ль победил Куликовскую битву,
Иль кулик переплюнул меня?
Дмитрий Быков
Снегопад на закате
Снегопад на закате, на розово-сером,
Как речная вода.
И строка упивается тихим размером,
не спеша никуда.
Так бывает – посмотришь на небо, на ветки
за оконным стеклом,
на закат, на фонарь — и почувствуешь этакий
переход, перелом.
Словно в битве какой-то небесной, за тридевять
Облаков – наступил перепад, перевес,
Словно кто-то меня перестал ненавидеть
И простил наконец.
Примирение, розовый свет снегопада,
Мостовая, река…
Успокойся, душа моя. Плакать не надо.
Все возможно еще, нас потерпят пока.
Пародия
Снегопад на тетради
На закате для всех поэтических перлов
Аж три о преподносит вода,
И строка напивается так безразмерно,
Что ни туда ни сюда.
Искривлённое зеркало косной рутине
Моделирует взад перекос;
Возьмет распояшет на мне честь мундира –
И стои́т ни во что моя ось.
Виден везде, в том числе и за тридевять
Земель мой большой перевес,
Там меня каннибал перестал ненавидеть
И хочет меня позарез.
Первый инициал мой в бузе снегопада
Становится буквою зю.
Выходит, я зюзя. Цыц, плакать не надо;
Два других, глядь, – СС, что ужаснее ада,
Но их расшифровка – сю-сю.
Дмитрий Быков
* * *
Мне страшно жить и страшно умереть.
И там, и здесь отпугивает бездна.
Однако эта утварь, эта снедь
Душе моей по-прежнему любезна.
Любезен вид на свалку из окон
И разговор, где все насквозь знакомо, –
затем, что жизнь сама себе закон,
А в смерти нет и этого закона.
Еще надежда теплится в дому
И к телу льнет последняя рубашка.
Молись за тех, Офелия, кому
Не страшно жить и умирать не тяжко.
Пародия
* * *
Говорится: живы будем – не помрем;
По умолчанию: помрем – не будем живы.
В бездне создан там и сям поддон,
Где мне стоят с камсой аперитивы.
Но мне любезней свалка вдоль окон.
Я вижу: чтоб не быть как приживальщик,
Там пишет жизнь на баках свой закон;
А смерть его положит в долгий ящик.
Уж надоел базар про датский слив
Офелии; ведь не ее рубашка
Мне ближе к телу, а помпезный лиф –
Ах, у самовара я и моя Машка.
Галина Болтрамун