Александр Кушнер
* * *
В стране теней завидуют простому
Поденщику, лопат его и вил
Несложному набору; он солому
Несет в мешке — и жмурится Ахилл,
Припоминая летнюю истому
И как блестит соломенный настил.
И всю свою прижизненную славу,
Всю о себе посмертную молву
Отдать готов за острую приправу
В похлебке, зной, шуршащую траву,
За смертный пот, смешных детей ораву,
Жену, тепло земное — наяву.
Пародия
* * *
В стране теней попсового поэта
Поденщики не будут содержать,
Дадут лопату, задерут манжеты,
Заставят гнуть с рентабельностью стать
И не профанацией куплеты,
А мешки, как профи, набивать.
Ах, коротка прижизненная слава –
Как рубль у непорядочных менял...
И вот в Аиде, скинув ризы сана,
Мэтр ваньку стратегически свалял
И тщится убедить чертей ораву,
Что он им брат, ведь много начертал.
Александр Кушнер
* * *
У меня зазвонил телефон.
То не слон говорил Что за стон!
Что за буря и плач! И гудки!
И щелчки, и звонки. Что за тон!
Я сказал:— Ничего не слыхать.—
И в ответ застонало опять,
Загудело опять, и едва
Долетали до слуха слова:
— Вам звонят из Уфы.— Перерыв.—
Плохо слышно, увы.— Перерыв.—
Все архивы Уфы перерыв,
Не нашли мы, а вы?— Перерыв.
— Все труды таковы,— говорю,—
С кем, простите, сейчас говорю?
— Нет, простите, с кем мы говорим?
В прошлый раз говорили с другим!
Кто-то в черную трубку дышал.
Зимний ветер ему подвывал.
Словно зверь, притаясь, выжидал.
Я нажал рычажок — он пропал.
Пародия
* * *
У меня зазвонил телефон.
Кто-то важно представился: Слон;
А моя телепатия, бдя,
Вмиг унюхала: вылитый клон.
Вдоль по проводу было слыхать,
Как хотел он меня приласкать.
А потом звал до кучи. Но я
Всяким разом ему: «Черта с два!»
– У меня, – говорю, – перерыв,
И мозоль в сапоге, и нарыв.
Он кричит, что, Уфу перерыв,
Получил пятой чакры разрыв.
– От труда лишь беда, – говорю.
– Я, – вопит, – из тебя щи сварю.
Два часа друг не-друга томим,
Как неродственника побратим.
Он все звуки в меня издавал,
А я хрюки туда запускал,
И не помню, кто был тот нахал,
Что от трубки меня оторвал.
Александр Кушнер
* * *
Ах, что за ночь, что за снег, что за ночь, что за снег!
Кто научил его падать торжественно так?
Город и все его двадцать дымящихся рек
Бег замедляют и вдруг переходят на шаг.
Диск телефона не стану крутить – все равно
Спишь в этот час, отключив до утра аппарат.
Ах, как бело, как черно, как бело, как черно!
Царственно-важный, парадный, большой снегопад.
Каждый шишак на ограде в объеме растет,
Каждый сучок располнел от общественных сумм.
Нас не затопит, но, видимо, нас заметет:
Все Геркуланум с Помпеей приходят на ум.
В детстве лишь, помнится, были такие снега,
Скоро останется колышек шпиля от нас,
Чтобы Мюнхгаузен, едущий издалека,
К острому шпилю коня привязал еще раз.
Пародия
* * *
Ну и ночь! Сорок раз выхваляю торжественный снег!
Праздно реет Пегас, удлинив мое место на нем.
А галоп двадцати по делам отправлявшихся рек
Скопытился, ибо достиг своего «поделом».
На телефоне висел я сто двадцать минут,
Допетрил, что ты практикуешь бай-бай по ночам.
Так важный, как я, в снегопаде завис парашют
На чем-то, что можно назвать, как тебя, «каланча».
Таратайка соседа влачит ледовитый шишак,
Эту цацку сморозил чуть тепленький птичий помет.
Мне ничто не горит. А в Помпее – палёный ништяк,
И в Геркулануме он, в общей сумме, не мед.
Когда-то Мюнхгаузен, по сути мой кровный собрат,
Меня привязал на лубочно-коммерческий кол,
И несу околесицу я – поступательно, в такт
С коловращеньем, прикольный надев ореол.
Галина Болтрамун