Никто и ничто
Нетипичные блестки роняет закат,
Любой генотип и типаж устрашая;
Что прогрессы поставили на автомат,
Не избавилось от архаичных кошмаров.
Ничто не находится в выслуге лет,
Кроме упущенных всюду моментов,
Кроме закапанных густо анкет
Позорными пятнами, слезным пигментом.
Каждый в сансаре влиятельный мэтр –
Заложник зациклившихся метрологий;
Стоящий на страже судьбы трафарет
Стопорит из себя выходящего йога.
Ничто не зовет за цепной суетой,
Кроме заржавленных отчих иллюзий;
А Никто остается нигде никакой,
Но повсеместность, конфузя, контузит.
Трава обнимает осколки руин –
Дрожь зеленых понятий среди амнезии;
Они, массажируя каменный сплин,
Себя неотесанностью занозили.
Сам собою Никто не придет в окоем;
Только призраки Я и Не-Я актуальны.
Пеший бог из машины (не тот, что втроем)
Грустит о былой высоте машинально.
Но никто же не ставил его ни во что,
Ничто не давало согласья на то.
Звезды
Паломник и взломщик, старея,
Грядут за своей звездой;
Люд к святыне подводит первый,
Под монастырь – второй.
Слушая фибрами внятный
Ведущий заоблачный глас,
На каждой стезе фигуранты
Испытают свой звездный час.
Субъект, (по)ступающий в мире,
Отвечает своей головой,
Хоть он у звезды на буксире –
Безголовый и сам не свой.
Видимый мир
Зренью (а также прозренью) даны
Соблазнительные артефакты,
Их космос и хаос вольна отменить
Банальнейшая катаракта.
В глаза бесшабашно пускают пыль
Не «вещи в себе», а фантомы
С аурой из выдохшихся светосил,
С черепным и спинным переломом.
В умозренье и базу, и грезы несут
Тоже ряженые артефакты.
Де-юре рассмотрит их блеф Страшный Суд,
Людской проглядит де-факто.
Галина Болтрамун