Как всегда
Проникая в плющи, архаичные щели,
Колобродил в округе закат,
Окрыленные пятна, зигзаги алели
В безысходности координат.
Заскорузлые корни, забывшие напрочь
Репродуктивности суть,
Примеряли к себе пустоты сверхзадачу
И концептуальную грусть.
За оградой забвенья ржавели пороки
Отстучавших на ветер сердец;
Застил край непочатый иссякшие сроки;
Кафкианских процессов истец
Писал к Соломоновым вето постскриптум
На пергаментах наискосок;
Порывался на зов наваждения скрытно,
Вопреки Ариадне, клубок.
Было все как всегда. На Кумранские свитки
Опускалась хазарская пыль,
Ткался парус иллюзии – с миру по нитке,
Семь футов ложились под киль.
Инок инаковости
Он забыл тесноту родословной,
Ощутив баснословность свою;
Вон из ряда все вышло, что спорно
Образовывало колею.
Солнце низкое над горизонтом –
Будто красный больной светофор
Без зеленых сигналов. Но что-то
Ослабляет извечный затвор.
Оттуда, из бездны-колодца,
Доза неба, вошедшая в раж,
Вновь до сведенья дзен доведется,
Взвеет дзинь неминуемых чаш.
Там, где символы вер алетейя
Подорвет, оживает простор,
Выступает инкогнита терра,
С нею инкогерентный террор.
У инока вспышкой пробиты
Ментальные тромбы насквозь…
Вот-вот проскользнет на орбиты
Что на самом не деле стряслось.
Мировое
Пучины эфирных молчаний
(им подвиг смиренья зачтен?),
разрывая дыханье, кричали
и давно позабыли о чём.
Добрый вечер, немые пустыни!
Ваше худо ужель без добра?
Лишь тоску черноты да сини
выдаете всегда на-гора.
Нас одним ли помазала миром
надмирность? Планида мирян:
мироедствовать, мыкаться смирно,
с миром пойти, по миру
и надеяться, что умирать –
не от мира сего благодать.
Галина Болтрамун