Ницшеанство  


Добродетель и ницшеанство

Добродетель и гуманность нужно рассматривать как предмет первой необходимости лишь в навязанном нам, неустранимом быту, ведь даже несколько жалких десятилетий лучше провести в сносной обстановке, а не в тюрьме или в качестве дарового работника в крепостной зависимости. Преодоление этики не означает разнузданность и разбой на больших дорогах и в тесных переулках, напротив, переступающие через юстицию и нравственность по уши увязли в этой самой морали, только сместились к ее обратной стороне. Действительно отрицать этические ценности – это значит отрицать и их изнанку. Пути к такой свободе прокладывают не ножом и мечом, оружие должно быть несравнимо более мощным и обязательно иметь напыление Абсолюта. Большинство витийствующих против добропорядочности так называемых ницшеанцев относятся к категории особ, которых Г. Гессе величал «длинноволосыми идиотами». Ницшеанскую идею сверхчеловека можно рассматривать только в контексте всего творчества писателя, не отделываясь от яркой музыки, насыщающей фразы, деформирующей апелляции и аргументы этого страждущего мятежника, приноравливаясь к тактам его поэтики и взлетам патетики. На специфичную притягательность его опусов работают также их визионерский лиризм, титанический энтузиазм, роскошная алогичность и, не в последнюю очередь, преломленные отсветы греческой алетейи, которая не могла ускользнуть из мыслительного арсенала филолога-классика.
Как-то Ницше сравнил своего из всех рядов вон выходящего персонажа с Чезаре Борджиа. Трудно не согласиться, что для этого есть основания; нечто от авантюрной уголовщины и вульгарной жажды власти действительно сквозит в его сочинениях. С другой стороны, его мизантропия неразрывно сплетена с любовью к вечности, с грезами о великом полдне и безотчетной, безумной тоской. И кто, в конце концов, в состоянии однозначно растолковать, что говорил Заратустра?
Сверхчеловек входит в парадигму аномальных апофеозов и кризисов, фигурирует в особом микроклимате, превзошедшем параметры обыденности. Однако каких бы высот ни достигла идея сверхчеловека, она коррелирует с компонентами земной ментальности и с тем самым презренным «слишком человеческим», в противном случае воспарившая из общества особь никак не воспринималась бы в нижнем мире.
Злопыхательные однобокие прожекты разномастных «ницшеанцев» на практике неосуществимы. Можно пофантазировать. В нынешних условиях, получив доступ к атомному оружию, нетрудно опустошить все континенты. Допустим, подавляющее большинство их обитателей удачно откомандировано к праотцам, а заодно все былые идеалы и ценности. Чья волшебная палочка удобрит выжженные пустыри и нарисует чудодейственные ландшафты для самозваного сверхчеловека? На базе каких прообразов и генов разовьют в себе сверхмогущество гордые истребители? Наверняка они передерутся между собой и возобновят прежние отношения, а время, посмеиваясь, с каждой секундой будет их приближать к той же пропасти, куда они отправили ненавидимое народонаселение.
Действительность не улучшается ни разбиванием стереотипов, ни переоценкой ценностей. Она негативна по сути, в корне, и все, что из него произрастает, – целиком и необратимо отравлено. В любом (хоть трижды ревизованном) аспекте биофизической реальности, во всяком благом или окаянном реформаторстве не уменьшается масса фатальной земной несостоятельности, а все терзаемые ценности сдвигаются на 180 градусов или под другим углом и все равно остаются ориентирами суетливой земной бесцельности. Ничто не пошатнет бесперспективность Земли, тезисы здесь ни о чем не договорятся с антиподами, как бы ни старались их краткосрочные синтезы. А каждый субъект запутывается в своих объектах и не может понять: должен ли он исчерпать свою долю в юдоли или его доля исчерпывается юдолью.

Галина Болтрамун


Миниатюры
Невольные мысли
Главная страница